Форум
Последние изображения
Публикации
Регистрация
Вход
Смерть поэтов. Предсказавшие свой уход. Гумилев
Антон Алов
Дикая щель Николая Гумилева
Николай Степанович Гумилев, 35 лет
(15.04.1886 - не позднее 26 августа 1921)
Родился в Кронштадте.
Погиб (расстрелян) недалеко от станции
Бернгардовка под Петроградом
Из стихотворения «Рабочий»
...Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
...Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
(Написано в апреле 1916 года)
Еще цитата из его стихов:
«И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
а в какой-нибудь дикой щели,
утонувшей в густом плюще...»`
(1918)
Николай Гумилев родился в Кронштадте, в городе-крепости, запиравшем морские подходы к Петербургу, в семье военного флотского врача Степана Яковлевича Гумилева. Матушка его Анна Ивановна (в девичестве Львова) происходила из старинного дворянского рода.
Позже семья перебралась в Царское Село, где Гумилев закончил Николаевскую царскосельскую гимназию, причем только в 20 лет (в седьмом классе за отсутствие прилежания к учебе его оставили на второй год).
В 17 лет, в 1903-м он знакомится с гимназисткой Анной Горенко, которая
впоследствии будет известна как знаменитая поэтесса Анна Ахматова (такой была фамилия ее предков по материнской линии). Они обвенчаются
весной мирного 1910 года. А в 1914-м уже намечается разрыв отношений. Но Анна не предаст Николая никогда.
О личной жизни и творчестве Гумилева теперь написано много книг, литературоведческих исследований. В советский период оставленное им наследие замалчивалось. Он был чужим для власти, более того - врагом, расстрелянным и скрытым от глаз в безымянной яме. Такой же могильной землей старались засыпать и все, что с ним связано.
В 1992 году поэт и герой Первой мировой войны Гумилев был официально реабилитирован и вернулся к нам в новейшее время во всем блеске славы и величия своего таланта. Огромный интерес читающей публики, многочисленные переиздания, не менее десятка памятников и памятных знаков в разных городах и весях - все это появилось только сейчас.
Но наш очерк не о жизни поэта, а о его, увы, предсказанной смерти.
Стихи и стихия
Что сделал Николай Гумилев в поэзии? Ни много, ни мало основал целое поэтическое направление - акмеизм!
Довольно рано, в 19 лет, Гумилев выпускает свою первую книжку стихов - «Путь конквистадоров» (1905). Это скорее юношеские поэтические опыты, но в них уже видны зерна будущих взлетов и прозрений.
Проходит всего три года, и миру явилась вторая книга - «Романтические стихи» (1908). Это уже Гумилев, как мощный локомотив набирающий обороты и тянущий за собой других поэтов.
В 1911 году при его деятельном участии возникает объединение «Цех поэтов»,
которое дистанцируется от символистов, хотя именно оттуда вырастал акмеизм.
Первым образцовым произведением нового направления «цеховики» считали написанную Гумилевым в том же 1911 году поэму «Блудный сын». Он пишет и программные статьи, манефесты акмеизма. Фактически в «Цехе поэтов» он гуру, учитель, непререкаемый авторитет.
В чем разница между символизмом и акмеизмом? Боюсь, что по-простому это не объяснить. И менее всего разница будет понятна при знакомстве с манифестами создателей этих двух направлений. Там так все умно изложено, что без поллитры не разберешь!
В символизме больше тумана, романтического флера, намеков, полутонов. Акмеисты проповедовали ясность слова, стремились не к абстракциям, а к изображению реального мира, но при этом при всей «простоте» за их поэтическими строками могли проглядывать не только земные дали, но и глубины космоса.
Почти неуловимую разницу, быть может, легче понять, вспомнив имена самих поэтов Серебряного века. У истоков символизма стояли Валерий Брюсов, Дмитрий Мережковский, Александр Добролюбов, Федор Сологуб. Те, кто моложе и позднее обратились в эту веру - Андрей Белый, Сергей Соловьев, Александр Блок, Вячеслав Иванов.
Среди акмеистов мы увидим кроме Николая Гумилева Анну Ахматову, Осипа Мандельштама, Сергея Городецкого, Михаила Зенкевича, Владимира Нарбута.
Акмеизм, увы, просуществовал недолго. Впрочем, и другие многочисленные «измы», порожденные поэтами Серебряного века - футуризм, имажинизм, символизм были растоптаны, сметены и нивелированы. В Стране Советов утвердилось мнение, что на всех в литературе и вообще в искусстве достаточно одного главного «изма», и имя ему — метод социалистического реализма.
Гумилев, продлись его дни, никогда бы не стал правоверным советским писателем и поэтом. Он был убежденным монархистом, Совдепию откровенно не любил и правил игры не принял бы.
Доброволец на войне
Писателей, поэтов, которые поступили как Гумилев и отправились на фронты Первой мировой родину защищать, да еще и прошли ее от начала до конца, можно перечесть по пальцам одной руки. Большинство же представителей творческой интеллигенции не торопились попасть в окопы.
Вот, например, Маяковский. Он в начале войны в порыве патриотизма хотел было идти на фронт добровольцем. Но ему припомнили отсидку в Бутырской тюрьме за распространение прокламаций и не взяли. Призвали позже, когда стало сильно не хватать новобранцев. Но поэт уже никак не желал воевать. Знакомые устроили Маяковского в автомобильную роту чертежником, где он и пересидел в императорском гараже великую бойню.
Пастернак, спасаясь от призыва, уехал на Урал и устроился конторщиком на военный завод. Это обеспечило отсрочку от отправки на фронт.
Есенина призвали в начале 1916-го. Но на передовую ему совершенно не хотелось, и через влиятельных друзей он добился назначения медбратом в царскосельский лазарет, бывший под патронажем императрицы. Был представлен Александре Федоровне, читал ей и ее дочерям стихи. Тем и спасся.
Первая мировая началась 28 июля 1914 года с объявления Австро-Венгрией войны Сербии. 1 августа в нее оказывается втянута и Россия, не успевшая полностью провести мобилизацию. Войну Российской Империи объявляет Германия.
Гумилев имел все основания не идти на фронт и вообще в армию. Добросовестный и кропотливый исследователь всего, что связано с поэтом, московский писатель Евгений Степанов отыскал любопытные документы.
Оказывается, у Гумилева с 1907-го (призывали тогда с 21 года, а ему как раз исполнился 21) было бессрочное свидетельство о негодности к военной службе по состоянию здоровья. Там сказано: «По освидетельствованию, признан совершенно неспособным к военной службе, а потому освобожден навсегда от службы. Выдано Царскосельским уездным по воинской повинности Присутствием 30 октября 1907 года за № 34-м». Подписи , печати — все, как
положено.
Собственно, это сейчас называется «белый билет». Отойдите от меня дяди из военкомата, вот бумага!
Если бы Гумилев не желал идти на фронт, у него не было бы никакой нужды скрываться от него в императорском гараже или санитарном поезде. А он именно что горячо желал!
Трудно сказать, что изменилось за семь лет после признания его негодным к военной службе навсегда, но на этот раз медицинская комиссия решает иначе (документ приводит Евг. Степанов).
«Свидетельство №91.
Сим удостоверяю, что сын Статского Советника Николай Степанович Гумилёв, 28 л. от роду, по иcследованию его здоровья оказался неимеющим физических недостатков, препятствующих ему поступить на действительную военную службу, за исключением близорукости правого глаза и некоторого косоглазия, причем, по словам г. Гумилёва, он прекрасный стрелок. Действительный Статский Советник Доктор Медицины Воскресенский. 30 июля 1914 года»
Стеклянный глаз
Гумилев добился своего: в августе его зачисляют вольноопределяющимся (добровольцем, имеющим по сравнению с призванными рядовыми некоторые льготы) в Гвардейский запасной кавалерийский полк, откуда вскоре направляют во 2-й маршевый эскадрон Лейб-Гвардии Уланского Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк (вот такое пышное название!)
Но прежде чем отправиться воевать нужно было пройти «курсы молодого бойца». Приведем еще один отрывок. Это воспоминания ротмистра Ю. В. Янишевского, в последствии эмигранта, в тот год поступившего вместе с Гумилевым охотником-вольноопределяющимся в тот самый полк.
Записки были отправлены в 1966 году (!) из Парижа письмом академику Дмитрию Лихачеву, который интересовался Гумилевым.
"С удовольствием сообщу... все, что запомнилось мне о совместной моей службе с Н. С. Гумилёвым в полку Улан Ее Величества. Оба мы одновременно приехали в Кречевицы (Новгородской губернии) в Гвардейский Запасный полк и были зачислены в маршевый эскадрон лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка.
... На стрельбе и Гумилёв, и я одинаково выбили лучшие и были на первом месте. Стрелком он оказался очень хорошим, хотя, имея правый глаз стеклянным, стрелял с левого плеча. Спали мы с ним на одной, двухэтажной койке, и по вечерам он постоянно рассказывал мне о двух своих африканских экспедициях."
К подобным воспоминаниям, записанным десятилетия спустя, всегда следует относиться предельно критически. Ну вот какой стеклянный глаз? Близорукость да, была (см. выше медицинское заключение), а стеклянного глаза не было. Так вот и рождаются мифы.
Завершив подготовку, вместе с полком Гумилев в конце сентября отправляется на театр военных действий. Впереди ждала Восточная Пруссия.
Восточная Пруссия и Польша
В середине августа 1914 года 1-я русская армия, дислоцировавшаяся в Литве, переходит границу и вторгается на территорию Германии, в Восточную Пруссию. Вскоре сюда подтягивается и 2-я русская армия. Поначалу для наших войск все складывается благоприятно. Разбиты основные силы 8-й германской армии, немцы бегут.
Но увы, увы! Обе армии были не до конца отмобилизованы, плохо организована связь, нет взаимодействия, не подготовлены тылы. Немцы идут в контрнаступление, теснят русских назад к границе, берут в клещи. В этот кошмар и попадает Уланский полк Гумилева. Уланы сражаются в районе населенных пунктов Ширвиндт (сейчас это Кутузово Калининградской области РФ), Пилькаллен (ныне Добровольск), Шилленен (теперь носит название Победино).
Итог: полная неудача первого похода в Восточную Пруссию, большие потери, и теперь уже немцы переходят границу Российской Империи, развивая наступление.
В поселке Победино (который при немцах носил название Шилленен) в 2002 году был установлен памятный знак. На нем скульптурный портрет Гумилева и надпись:
"Осенью 1914 года в бою за Шилленен участвовал великий русский поэт, кавалерист Николай Гумилев".
Здесь он не снискал ни воинской славы, ни боевых наград. Свой первый Георгиевский крест Гумилев получит в Польше.
На излете осени 1914 года уланы вместе с другими частями русской армии ведут бои у местечка Иновлодзь, стоящем на обеих берегах реки Пилицы.
Тогда это территория Российской империи, ожесточение с обеих сторон огромное. Бои эти Гумилев опишет в «Записках кавалериста», которые печатались в газете «Биржевые ведомости».
За лихую ночную разведку перед важным ноябрьским сражением Николая Гумилева награждают Георгиевским крестом 4-й степени № 134060. Эти награды считались солдатскими, имели четыре степени. Два первых креста изготавливались из серебра, последующие — 2-й и 1-й степени - из золота.
Награжденные всеми степенями (четыре Георгия были, например, у будущего красного маршала Семена Буденного) именовались полными Георгиевскими кавалерами. Ну это как Герой Советского Союза!
Кроме награды Гумилева повышают в звании до ефрейтора, а 15 января 1915 года он становится унтер-офицером.
Летом того же года продолжаются страшные бои. Дни 5-6 июля поэт запомнит, как самые тяжелые в кампанию 1915-го. Новый подвиг: под артиллерийским огнем спасает (выносит на руках) пулемет, который позволит держать линию обороны. Но только в начале декабря выйдет приказ по Гвардейскому кавалерийскому корпусу о награждении Гумелева Георгиевским крестом 3-й степени № 108868.
Унтер-офицера в марте 1916 года производят в прапорщики (первый офицерский чин) и переводят приказом командующего Западным фронтом в Пятый гусарский Александрийский полк, стоявший в Латвии.
На реке Двине
Полное наименование полка — 5-й Гусарский Александрийский Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк.
Вот что вспоминал сослуживец Гумилева полковник Сергей Александрович Топорков, впоследствии эмигрант в Париже (запись сделал его брат Юрий Топорков, тоже полковник, тоже эмигрант, знаток поэзии, занимавшийся изучением жизни и творчества Гумилева и Ахматовой:
"... Н. С. Гумилев, в чине прапорщика полка, прибыл к нам весной 1916 года, когда полк занимал позиции на реке Двине, в районе фольварка Арандоль. Украшенный солдатским Георгиевским крестом, полученным им в Уланском Ее Величества полку в бытность вольноопределяющимся, он сразу расположил к себе своих сверстников. Небольшого роста, я бы сказал непропорционально сложенный, медлительный в движениях, он казался всем нам в начале человеком сумрачным, необщительным и застенчивым. "
Постойте, почему упоминается один крест? Ведь к тому времени у Гумилева было уже два Георгия! Запись делалась много лет спустя, и, возможно, старина полковник что-то запамятовал.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
...Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
(Из стихотворения «Память», апрель 1921 г)
В 2016 году (сто лет прошло после боев!) в усадьбе Арендоле открыли памятный знак в честь Гумилева. Автор знака — Арам Погосян, средства предоставил питерский меценат Грачья Погосян. На металлической пластине - барельеф поэта в гимнастерке с двумя приколотыми Георгиевскими крестами, что правильно. Надпись: "Здесь в 1916 году проходил службу поэт, прозаик, создатель школы акмеизма Николай Стапанович Гумилев. 15.04.1886 — 26.08.1921»
Учитывая сегодняшние непростые отношения между Россией и Латвией, поступок хозяина усадьбы Арвида Турлайса, давшего согласие на установку знака, можно только приветствовать. Впрочем, после Первой мировой Латвия стала независимой, и отношение к ней, той войне, у латышей особое.
Пуля -дура. Но не всякая
Итак, фронт на Двине. Война приобрела позиционный характер, и кавалеристы, не имеющие возможности скакать в атаку под убийственными пулеметными очередями противника, все чаще оказываются в окопах.
Уже упоминавшийся исследователь жизни и творчества Гумилева Юрий Топорков в Париже записывает воспоминания некоего полковника А.В.Посажного. Вот фрагмент:
«В 1916 году, когда Александрийский Гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт.-ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт.-ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом месте и стал зажигать папироску, бравируя своим спокойствием. Закурив папиросу, он затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость - стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями.»
Эпизод в пересказе Топоркова записан в 1937(!) году. Опять фактор подстершейся памяти? Тут скорее другая история, свет на которую проливает
писатель Евг. Степанов, разыскавший много любопытных материалов.
Из них следует, что «полковник Посажный» тот еще фрукт! Представлялся полковником, хотя дослужился только до младших офицерских чинов.
Выдавал себя чуть ли не за друга Гумилева, хотя не было никаких двух месяцев совместного проживания в хате. Да, служил в 4-м эскадроне, где и Гумилев, но они почти не пересекались, и вряд ли сидели в одном окопе.
Посажный был не чужд рифмоплетства, поминал Гумилева в бездарной поэме, наверное ему очень хотелось примазаться к славе великого поэта. Вот и сочинил красивую «картинку». Между тем Георгиевскому кавалеру не было никакой нужды бравировать перед товарищами, под пулями раскуривая на бруствере папироску. Или все же эпизод имел место?
Служба фанфарона Посажного закончилась трагикомично. Евг. Степанов:
« В приказе №35 от 2 февраля 1917 года сказано: "1-го сего февраля в окопах на реке Двине штабс-ротмистр Посажной ранен пулей насквозь в мягкие части левого бедра и эвакуирован на излечение". В полк он больше не возвращался.»
Николаю Гумилеву и в страшном сне такое не приснилось бы - ранение в задницу! В грудь еще куда не шло, это можно. Но что б так - спиной к противнику...
Как только доходит до разбора стихотворения «Рабочий», написанного Гумилевым в апреле 1916 года, тут же где-то рядом в публикациях непременно всплывает и рассказ Посажного. Забыть бы уже про него, свидетельств храбрости Гумилева и так достаточно.
В том же году он предпринял попытку сдать в Петрограде офицерские экзамены в Николаевском училище, но неудачно. С октября 1916 по конец января 1917 Гумилев снова на фронте. С Ахматовой отношения почти совсем разладились, у поэта появляются новые увлечения.
"Я очутился в окопах, стрелял в немцев из пулемёта, они стреляли в меня , и так прошли две недели" - пишет он 15.01.1917 своей новой пассии Ларисе Рейснер.
Однако, мы подбираемся к главному - предчувствию и предсказанию Гумилевым своей смерти.
На поверхности конечно же лежит то, что поэт не пророчил себе смерти от пули в родном Петрограде. Иначе было бы не так:
« ...Пуля, им отлитая, просвищет/ Над седою, вспененной Двиной,/ Пуля, им отлитая, отыщет/ Грудь мою, она пришла за мной.» А вот так: «Пуля, им отлитая, просвищет / Над седою, вспененной Невой.» Наверное.
И не питерский это рабочий, не тульский, ясно же, что подразумевался немец-мастеровой. И полет пули именно «над седою, вспененной Двиной» отсылает к реалиям тех боев: русские в окопах на одном берегу Двины, немцы на другом, откуда и ведут огонь. На это многие исследователи дружно обращают внимание.
Иеромонах Иов (Гумеров) : «В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка.»
Писатель Геннадий Иванов: «Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилева "Рабочий", в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук "рабочего", то есть пролетариата, революции. Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю.. .
Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта: слово так или иначе исполнилось.»
Среди вероятных мест упокоения Гумилева упоминаются район станции Бернгардовка, Ржевский полигон, излучина реки Лубья. Массовые расстрелы
проводились здесь питерскими чекистами и до 21-го года и после. Уже в наше время поисковики нашли несколько братских могил, точнее ям с останками. Также в большом количестве обнаружили стреляные гильзы от японской винтовки «Арисака». В Первую мировую такие винтовки поставлялись в несколько стран, в том числе и в Россию, поскольку не хватало трехлинеек. Известно, что «Арисака» с 1918 года использовались расстрельными командами ВЧК. В архиве обнаружился документ, в котором говорится, что на складе Ржевского полигона хранятся патроны для винтовки «Арисака», в скобках указано – «подмоченные». У них даже нормальных патронов не нашлось для гения русской поэзии!
Будь стихотворение Николай Гумилева насквозь, до деталей провидческим,
там, наверное, был бы другой финал: «Это сделал в робе светло-серой/ Невысокий желтый человек.» Японец…
Домой, в Россию!
Фронтовая карьера кавалериста закончилась для Гумилева неожиданным образом.
"Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии" (из письма к той же Ларисе Рейснер, 22.01.1917).
Но вместо закупок сена поэт оказался… на Сене. В Париже. Его целью было перевестись на Салоникский фронт, где сражался русский экспедиционный корпус. Корпус воевал в Греции и во Франции, оказывая помощь союзникам.
Но после февральской революции 1917 года начинается невиданное разложение
русской армии, все сыпется. Вскоре русский экспедиционный корпус был расформирован.
В Париже некоторое время Гумилев служит в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства. Но в октябре после большевистского переворота нет уже ни того правительства, ни его комиссаров.
В конце января 1918 года Гумилев оказывается в Лондоне, где еще работает Русский правительственный комитет — осколок рухнувшей империи, собственно уже никому и не нужный. Туда-то его и устраивают в шифровальный отдел. Хватило двух месяцев, чтобы поэт почувствовал отвращение к этой работе.
Свой выбор он сделает вопреки вот этим строкам о нежелании «вернуться к отчизне»:
Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей, мертвой земле.
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и старые маги
Кипарисовый сложат костер.
И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.
(из стихотворения «Завещание», 1910)
Не возвращаться бы ему, ох, не возвращаться бы! Остался бы жив. А он надумал назад, в Россию. Кто его там тронет, известного поэта во всем блеске славы... Ну и еще Ахматова. Гумилев имел десятки романов повсюду, всегда. Но изменяя ей, по-настоящему любил только свою Аню. Его тянуло к ней. Поймет, простит… 10 апреля 1918 года Гумилев отправляется в Россию, куда и доберется окольными путями.
А там уже вовсю разгорается Гражданская война, бывшие союзники по Антанте превращаются в интервентов. Новая красная власть с большим подозрением смотрит на офицеров-золотопогонников, пусть и снявших мундиры. А это еще и Петроград, колыбель трех революций, где теперь заправляют чекисты. Удивительно, что Гумилева «товарищи» не хлопнули сразу по приезде. Он будет жить и творить еще три с лишним года.
Две Анны и Николай
Увы, разбитое зеркало, в котором когда-то отражалась большая любовь двух больших поэтов, не захотело склеиваться. Между ними происходит последнее решительное объяснение. Анна тверда — жить вместе у них уже никогда не получится, даже ради общего сына Левы. Николай просто убит, хотя давно уже можно было предположить такую развязку. Знакомые, на квартире которых происходило объяснение рассказывали: «Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать всё, что ты хочешь». Встал и ушёл».
Стихи Гумилева тех дней полны тоски и предчувствий.
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам
— Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
(1918)
К «дикой щели» мы еще вернемся, это как раз из разряда предсказаний.
В августе 1918 года Анна Ахматова и Николай Гумилев официально разводятся. Инициатор, разумеется, она, он, видит бог, этого не хотел. .
Довольно скоро Ахматова вторично выходит замуж — за ученого-востоковеда Владимира Шилейко, но и здесь семейная жизнь не заладится. Шилейко рассчитывал получить просто скромную жену, а получил поэтессу с амбициями. Говорят, что он даже кипятил рукописями ее стихов самовар... Будет у Ахматовой еще и третий брак, но и его не назовешь счастливым.
Гумилев же летом 1919-го женится на Анне Энгельгардт, дочери ученого-историка и знатока литературы. Анна-вторая — из числа его поклонниц, мимолетное увлечение. У них родится дочь Елена, но больших чувств в этом браке так и не будет. Анна Энгельгардт не станет ни его музой, ни хранительницей памяти поэта.
А вот как раз Ахматова останется ей верна. Это она не даст пропасть многому из того, что вышло из-под пера Гумилева. Это она приедет на автомобиле на станцию Бернгардовка, тоскующей птицей будет кружить у реки Лубья в поисках могилы своего Коли. Друзья помогут составить схему местности. Тут? Или, может, вот тут? Где же зарыты его косточки? А Гумилев как бы отвечает из прошлого, откуда-то из космоса:
Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну,—
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.
Я побегу в пустынном поле
Через канавы и заборы,
Забыв себя и ужас боли,
И все условья, договоры.
И не узнаешь никогда ты,
Чтоб в сердце не вошла тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.
(из стихотворения «Прощенье», зима-весна 1918-го)
Болотина! Это же сырая, заросшая пойма реки Лубья. Но где точно? Как найти? Повсюду братские могилы убитых чекистами людей и тысячи костей вперемешку.
Холодное слово «расстрел»
Большевистская политика военного коммунизма довела народ до крайности — и в городе, и на селе. В феврале 1921 года в Петрограде и Москве начинают проходить массовые забастовки рабочих. Большевики и чекисты в недоумении. Для них, пролетариев делали пролетарскую революцию, а они... видите ли недовольны, бунтуют! Дело принимает совсем серьезный оборот, когда на сторону рабочих становятся матросы Кронштадта. Гарнизон морской крепости численностью 27 тысяч человек, имея два линкора, мощную артиллерию, мог просто смести «товарищей», которым прежде был верной опорой. Никакие увещевания, уговоры не помогают. Кронштадцы отбивают атаки красноармейцев, налет аэропланов.
Не будь море замерзшим, все могло бы обернуться иначе. Красноармейцы проходят по льду к Кронштадту и 17 марта берут крепость. Сразу же было расстреляно три сотни моряков. Более 2000 тысяч восставших казнили по решению революционного трибунала. Расстреливали и потом, так сказать, вдогонку.
Злоба карателей была тем сильнее, что против них восстали не классовые враги, а рабочие, матросы, простой народ, восстали стихийно. Надо было непременно подать дело так, что мятеж организовали враги советской власти, внешние и внутренние — белогвардейцы, шпионы.
Но откуда их взять, если таковых организаторов в природе не было? ЦК партии большевиков и Совнарком ставят перед доблестными чекистами задачу: из под земли достать тех, кто организовал мятеж, где хотите! И их находят, где могут — возникает так называемое «Таганцевское дело» (дело о заговоре «Петроградской боевой организации В.Н.Таганцева»), к нему «подшивают» и Николая Гумилева.
Кронштадт! Город, в котором он родился. Но к восстанию моряков Гумилев ни с какого бока не причастен, так же как и другие «организаторы». А
«Боевая организация», в которую входили бывшие офицеры и представители питерской интеллигенции («главарь» ПБО, Владимир Николаевич Таганцев — профессор, ученый-географ), она была? И да, и нет.
Дело нельзя назвать целиком инспирированным ЧК. Но боевого в организации было немного, да и была ли организация: встречалась недобитая интеллигенция, поругивала советскую власть, размышляли, как бы от нее, проклятой, избавиться. Гумилев агитки, кажется, еще против нее сочинял. Или только собирался. Что, мало?
Поэта арестовали 3 августа 1921 года на его питерской квартире. Следствие, если это можно назвать следствием, шло завидными темпами. Потребовалось всего три недели допросов в чекистском узилище, чтобы установить его «вину». (Возможно, Гумилева били, на мысль о чем наводят его последние фото из дела)
Из стихов, адресованных Ахматовой:
Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце бережешь другому.
Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы...
(1917 или 1918)
За него пытались заступиться известные люди. Луначарский, даже сам Горький, как говорили, ходатайствовал за него. Ничего не помогло.
"Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб.Ч.К. от
24.08.21 года" (приговор):
"Гумилев Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, член
коллегии издательства "Всемирная литература", женат, беспартийный, бывший
офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации,
активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности".
За несколько месяцев до этого у Гумилева были очень тяжелые предчувствия.
Вот что вспоминала Ирина Одоевцева (настоящее имя – Ираида Гейнике, родом из Риги), ученица литстудии Гумилева, впоследствии не бесталанная писательница и поэтесса.
В октябре 1920 в одном из храмов северной столицы Гумилев заказал службу
в память о Михаиле Лермонтове. Так он хотел почтить родственную душу: оба были славными воинами и славными поэтами. Во время панихиды он стоял на коленях, повторяя за священником слова. Вскоре после этого он рассказал Одоевцевой:
«Иногда мне кажется… что и я не избегну общей участи, что и мой конец будет страшным. Совсем недавно, неделю тому назад, я видел сон. Нет, я его не помню. Но когда я проснулся, я почувствовал ясно, что мне жить осталось совсем недолго, несколько месяцев, не больше. И что я очень страшно умру… Скажите, вы не заметили, что священник ошибся один раз и вместо «Михаил» сказал «Николай»?»
В ночь на 26 августа 1921 года один из, если не самый блестящий поэт Серебряного века, герой войны Николай Степанович Гумилев и еще 56 участников «Таганцевского заговора» были казнены в районе станции Бернгардовка. Несколько дней спустя, 1 сентября газета "Петроградская правда" сообщила "О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти".
Подробности казни в 1922 году приводит газета "Революционное дело" (издавалась эссерами-эмигрантами в Гельсингфорсе, Финляндия):
«Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж. д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи.
Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей.»
С чьих слов это записано, кто был свидетелем страшного дела, неизвестно. Так же как и то, кто свидетельствует о мужественном поведении Гумилева во время расстрела («Улыбался, докурил папиросу... »). Документальных подтверждений, увы, нет.
В 1992 году Николай Гумилев и другие казненные участники «Петроградской боевой организации» были официально реабилитированы за отсутствием состава преступления.
Анна Ахматова скончалась 5 марта 1966 года, прожив в тяжелых обстоятельствах еще 45 лет после смерти своего Коли...
Памятные знаки и памятники Николаю Гумилеву установлены во многих местах, с ним связанных - в Коктебеле, в Шилово Рязанской области, в поселке Победено Калининградской области, в Харькове, в городе Бежецке, во Всеволжске, в Латвии - в усадьбе Арендоле.
В сухом остатке. Что предсказано.
Как видим, у Николая Гумилева ни одна, а много стихотворных строк, содержащих намеки на его уход из земной жизни.
Причина смерти — пуля, при всех тех оговорках, которые приведены выше. Погибнуть на фронте он мог и от сабельного удара, и от разрыва снаряда. Но представлял себе именно 9 граммов свинца, а не что-то еще. Пуля, которая «отыскала его грудь, пришла за ним» оказалась не немецкой, но все-таки это была пуля.
Место смерти (трудно сказать - упокоения): ни на постели, ни при нотариусе и враче, «...а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще...».
На Ржевском полигоне, где проводились расстрелы, диких щелей хватает. За таковые могут сойти и ямы, куда сваливали трупы. Но где точно останки Гумилева, не установлено и, скорее всего, они уже не будут найдены.
И про Ахматову, получается, он предвидел, что не найдет она его: «И не узнаешь никогда ты,/ Чтоб в сердце не вошла тревога,/ В какой болотине проклятой/ Моя окончилась дорога.» Да, так и не узнала. А вот тревога в сердце вошла.
Именно на «болотине» при речке Лубья установлен крест-кенотаф в память Гумилева. Место не подтверждено, но по какому-то наитию его поставили именно здесь.
Еще раз вспомним предостережение Анны Ахматовой: «Поэты, не предсказывайте свою смерть — сбывается!» Николай Гумилев не слушал свою Анну, он предсказал слишком много.
Антон Алов
Дикая щель Николая Гумилева
Николай Степанович Гумилев, 35 лет
(15.04.1886 - не позднее 26 августа 1921)
Родился в Кронштадте.
Погиб (расстрелян) недалеко от станции
Бернгардовка под Петроградом
Из стихотворения «Рабочий»
...Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
...Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
(Написано в апреле 1916 года)
Еще цитата из его стихов:
«И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
а в какой-нибудь дикой щели,
утонувшей в густом плюще...»`
(1918)
Николай Гумилев родился в Кронштадте, в городе-крепости, запиравшем морские подходы к Петербургу, в семье военного флотского врача Степана Яковлевича Гумилева. Матушка его Анна Ивановна (в девичестве Львова) происходила из старинного дворянского рода.
Позже семья перебралась в Царское Село, где Гумилев закончил Николаевскую царскосельскую гимназию, причем только в 20 лет (в седьмом классе за отсутствие прилежания к учебе его оставили на второй год).
В 17 лет, в 1903-м он знакомится с гимназисткой Анной Горенко, которая
впоследствии будет известна как знаменитая поэтесса Анна Ахматова (такой была фамилия ее предков по материнской линии). Они обвенчаются
весной мирного 1910 года. А в 1914-м уже намечается разрыв отношений. Но Анна не предаст Николая никогда.
О личной жизни и творчестве Гумилева теперь написано много книг, литературоведческих исследований. В советский период оставленное им наследие замалчивалось. Он был чужим для власти, более того - врагом, расстрелянным и скрытым от глаз в безымянной яме. Такой же могильной землей старались засыпать и все, что с ним связано.
В 1992 году поэт и герой Первой мировой войны Гумилев был официально реабилитирован и вернулся к нам в новейшее время во всем блеске славы и величия своего таланта. Огромный интерес читающей публики, многочисленные переиздания, не менее десятка памятников и памятных знаков в разных городах и весях - все это появилось только сейчас.
Но наш очерк не о жизни поэта, а о его, увы, предсказанной смерти.
Стихи и стихия
Что сделал Николай Гумилев в поэзии? Ни много, ни мало основал целое поэтическое направление - акмеизм!
Довольно рано, в 19 лет, Гумилев выпускает свою первую книжку стихов - «Путь конквистадоров» (1905). Это скорее юношеские поэтические опыты, но в них уже видны зерна будущих взлетов и прозрений.
Проходит всего три года, и миру явилась вторая книга - «Романтические стихи» (1908). Это уже Гумилев, как мощный локомотив набирающий обороты и тянущий за собой других поэтов.
В 1911 году при его деятельном участии возникает объединение «Цех поэтов»,
которое дистанцируется от символистов, хотя именно оттуда вырастал акмеизм.
Первым образцовым произведением нового направления «цеховики» считали написанную Гумилевым в том же 1911 году поэму «Блудный сын». Он пишет и программные статьи, манефесты акмеизма. Фактически в «Цехе поэтов» он гуру, учитель, непререкаемый авторитет.
В чем разница между символизмом и акмеизмом? Боюсь, что по-простому это не объяснить. И менее всего разница будет понятна при знакомстве с манифестами создателей этих двух направлений. Там так все умно изложено, что без поллитры не разберешь!
В символизме больше тумана, романтического флера, намеков, полутонов. Акмеисты проповедовали ясность слова, стремились не к абстракциям, а к изображению реального мира, но при этом при всей «простоте» за их поэтическими строками могли проглядывать не только земные дали, но и глубины космоса.
Почти неуловимую разницу, быть может, легче понять, вспомнив имена самих поэтов Серебряного века. У истоков символизма стояли Валерий Брюсов, Дмитрий Мережковский, Александр Добролюбов, Федор Сологуб. Те, кто моложе и позднее обратились в эту веру - Андрей Белый, Сергей Соловьев, Александр Блок, Вячеслав Иванов.
Среди акмеистов мы увидим кроме Николая Гумилева Анну Ахматову, Осипа Мандельштама, Сергея Городецкого, Михаила Зенкевича, Владимира Нарбута.
Акмеизм, увы, просуществовал недолго. Впрочем, и другие многочисленные «измы», порожденные поэтами Серебряного века - футуризм, имажинизм, символизм были растоптаны, сметены и нивелированы. В Стране Советов утвердилось мнение, что на всех в литературе и вообще в искусстве достаточно одного главного «изма», и имя ему — метод социалистического реализма.
Гумилев, продлись его дни, никогда бы не стал правоверным советским писателем и поэтом. Он был убежденным монархистом, Совдепию откровенно не любил и правил игры не принял бы.
Доброволец на войне
Писателей, поэтов, которые поступили как Гумилев и отправились на фронты Первой мировой родину защищать, да еще и прошли ее от начала до конца, можно перечесть по пальцам одной руки. Большинство же представителей творческой интеллигенции не торопились попасть в окопы.
Вот, например, Маяковский. Он в начале войны в порыве патриотизма хотел было идти на фронт добровольцем. Но ему припомнили отсидку в Бутырской тюрьме за распространение прокламаций и не взяли. Призвали позже, когда стало сильно не хватать новобранцев. Но поэт уже никак не желал воевать. Знакомые устроили Маяковского в автомобильную роту чертежником, где он и пересидел в императорском гараже великую бойню.
Пастернак, спасаясь от призыва, уехал на Урал и устроился конторщиком на военный завод. Это обеспечило отсрочку от отправки на фронт.
Есенина призвали в начале 1916-го. Но на передовую ему совершенно не хотелось, и через влиятельных друзей он добился назначения медбратом в царскосельский лазарет, бывший под патронажем императрицы. Был представлен Александре Федоровне, читал ей и ее дочерям стихи. Тем и спасся.
Первая мировая началась 28 июля 1914 года с объявления Австро-Венгрией войны Сербии. 1 августа в нее оказывается втянута и Россия, не успевшая полностью провести мобилизацию. Войну Российской Империи объявляет Германия.
Гумилев имел все основания не идти на фронт и вообще в армию. Добросовестный и кропотливый исследователь всего, что связано с поэтом, московский писатель Евгений Степанов отыскал любопытные документы.
Оказывается, у Гумилева с 1907-го (призывали тогда с 21 года, а ему как раз исполнился 21) было бессрочное свидетельство о негодности к военной службе по состоянию здоровья. Там сказано: «По освидетельствованию, признан совершенно неспособным к военной службе, а потому освобожден навсегда от службы. Выдано Царскосельским уездным по воинской повинности Присутствием 30 октября 1907 года за № 34-м». Подписи , печати — все, как
положено.
Собственно, это сейчас называется «белый билет». Отойдите от меня дяди из военкомата, вот бумага!
Если бы Гумилев не желал идти на фронт, у него не было бы никакой нужды скрываться от него в императорском гараже или санитарном поезде. А он именно что горячо желал!
Трудно сказать, что изменилось за семь лет после признания его негодным к военной службе навсегда, но на этот раз медицинская комиссия решает иначе (документ приводит Евг. Степанов).
«Свидетельство №91.
Сим удостоверяю, что сын Статского Советника Николай Степанович Гумилёв, 28 л. от роду, по иcследованию его здоровья оказался неимеющим физических недостатков, препятствующих ему поступить на действительную военную службу, за исключением близорукости правого глаза и некоторого косоглазия, причем, по словам г. Гумилёва, он прекрасный стрелок. Действительный Статский Советник Доктор Медицины Воскресенский. 30 июля 1914 года»
Стеклянный глаз
Гумилев добился своего: в августе его зачисляют вольноопределяющимся (добровольцем, имеющим по сравнению с призванными рядовыми некоторые льготы) в Гвардейский запасной кавалерийский полк, откуда вскоре направляют во 2-й маршевый эскадрон Лейб-Гвардии Уланского Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк (вот такое пышное название!)
Но прежде чем отправиться воевать нужно было пройти «курсы молодого бойца». Приведем еще один отрывок. Это воспоминания ротмистра Ю. В. Янишевского, в последствии эмигранта, в тот год поступившего вместе с Гумилевым охотником-вольноопределяющимся в тот самый полк.
Записки были отправлены в 1966 году (!) из Парижа письмом академику Дмитрию Лихачеву, который интересовался Гумилевым.
"С удовольствием сообщу... все, что запомнилось мне о совместной моей службе с Н. С. Гумилёвым в полку Улан Ее Величества. Оба мы одновременно приехали в Кречевицы (Новгородской губернии) в Гвардейский Запасный полк и были зачислены в маршевый эскадрон лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка.
... На стрельбе и Гумилёв, и я одинаково выбили лучшие и были на первом месте. Стрелком он оказался очень хорошим, хотя, имея правый глаз стеклянным, стрелял с левого плеча. Спали мы с ним на одной, двухэтажной койке, и по вечерам он постоянно рассказывал мне о двух своих африканских экспедициях."
К подобным воспоминаниям, записанным десятилетия спустя, всегда следует относиться предельно критически. Ну вот какой стеклянный глаз? Близорукость да, была (см. выше медицинское заключение), а стеклянного глаза не было. Так вот и рождаются мифы.
Завершив подготовку, вместе с полком Гумилев в конце сентября отправляется на театр военных действий. Впереди ждала Восточная Пруссия.
Восточная Пруссия и Польша
В середине августа 1914 года 1-я русская армия, дислоцировавшаяся в Литве, переходит границу и вторгается на территорию Германии, в Восточную Пруссию. Вскоре сюда подтягивается и 2-я русская армия. Поначалу для наших войск все складывается благоприятно. Разбиты основные силы 8-й германской армии, немцы бегут.
Но увы, увы! Обе армии были не до конца отмобилизованы, плохо организована связь, нет взаимодействия, не подготовлены тылы. Немцы идут в контрнаступление, теснят русских назад к границе, берут в клещи. В этот кошмар и попадает Уланский полк Гумилева. Уланы сражаются в районе населенных пунктов Ширвиндт (сейчас это Кутузово Калининградской области РФ), Пилькаллен (ныне Добровольск), Шилленен (теперь носит название Победино).
Итог: полная неудача первого похода в Восточную Пруссию, большие потери, и теперь уже немцы переходят границу Российской Империи, развивая наступление.
В поселке Победино (который при немцах носил название Шилленен) в 2002 году был установлен памятный знак. На нем скульптурный портрет Гумилева и надпись:
"Осенью 1914 года в бою за Шилленен участвовал великий русский поэт, кавалерист Николай Гумилев".
Здесь он не снискал ни воинской славы, ни боевых наград. Свой первый Георгиевский крест Гумилев получит в Польше.
На излете осени 1914 года уланы вместе с другими частями русской армии ведут бои у местечка Иновлодзь, стоящем на обеих берегах реки Пилицы.
Тогда это территория Российской империи, ожесточение с обеих сторон огромное. Бои эти Гумилев опишет в «Записках кавалериста», которые печатались в газете «Биржевые ведомости».
За лихую ночную разведку перед важным ноябрьским сражением Николая Гумилева награждают Георгиевским крестом 4-й степени № 134060. Эти награды считались солдатскими, имели четыре степени. Два первых креста изготавливались из серебра, последующие — 2-й и 1-й степени - из золота.
Награжденные всеми степенями (четыре Георгия были, например, у будущего красного маршала Семена Буденного) именовались полными Георгиевскими кавалерами. Ну это как Герой Советского Союза!
Кроме награды Гумилева повышают в звании до ефрейтора, а 15 января 1915 года он становится унтер-офицером.
Летом того же года продолжаются страшные бои. Дни 5-6 июля поэт запомнит, как самые тяжелые в кампанию 1915-го. Новый подвиг: под артиллерийским огнем спасает (выносит на руках) пулемет, который позволит держать линию обороны. Но только в начале декабря выйдет приказ по Гвардейскому кавалерийскому корпусу о награждении Гумелева Георгиевским крестом 3-й степени № 108868.
Унтер-офицера в марте 1916 года производят в прапорщики (первый офицерский чин) и переводят приказом командующего Западным фронтом в Пятый гусарский Александрийский полк, стоявший в Латвии.
На реке Двине
Полное наименование полка — 5-й Гусарский Александрийский Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк.
Вот что вспоминал сослуживец Гумилева полковник Сергей Александрович Топорков, впоследствии эмигрант в Париже (запись сделал его брат Юрий Топорков, тоже полковник, тоже эмигрант, знаток поэзии, занимавшийся изучением жизни и творчества Гумилева и Ахматовой:
"... Н. С. Гумилев, в чине прапорщика полка, прибыл к нам весной 1916 года, когда полк занимал позиции на реке Двине, в районе фольварка Арандоль. Украшенный солдатским Георгиевским крестом, полученным им в Уланском Ее Величества полку в бытность вольноопределяющимся, он сразу расположил к себе своих сверстников. Небольшого роста, я бы сказал непропорционально сложенный, медлительный в движениях, он казался всем нам в начале человеком сумрачным, необщительным и застенчивым. "
Постойте, почему упоминается один крест? Ведь к тому времени у Гумилева было уже два Георгия! Запись делалась много лет спустя, и, возможно, старина полковник что-то запамятовал.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
...Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
(Из стихотворения «Память», апрель 1921 г)
В 2016 году (сто лет прошло после боев!) в усадьбе Арендоле открыли памятный знак в честь Гумилева. Автор знака — Арам Погосян, средства предоставил питерский меценат Грачья Погосян. На металлической пластине - барельеф поэта в гимнастерке с двумя приколотыми Георгиевскими крестами, что правильно. Надпись: "Здесь в 1916 году проходил службу поэт, прозаик, создатель школы акмеизма Николай Стапанович Гумилев. 15.04.1886 — 26.08.1921»
Учитывая сегодняшние непростые отношения между Россией и Латвией, поступок хозяина усадьбы Арвида Турлайса, давшего согласие на установку знака, можно только приветствовать. Впрочем, после Первой мировой Латвия стала независимой, и отношение к ней, той войне, у латышей особое.
Пуля -дура. Но не всякая
Итак, фронт на Двине. Война приобрела позиционный характер, и кавалеристы, не имеющие возможности скакать в атаку под убийственными пулеметными очередями противника, все чаще оказываются в окопах.
Уже упоминавшийся исследователь жизни и творчества Гумилева Юрий Топорков в Париже записывает воспоминания некоего полковника А.В.Посажного. Вот фрагмент:
«В 1916 году, когда Александрийский Гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт.-ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт.-ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом месте и стал зажигать папироску, бравируя своим спокойствием. Закурив папиросу, он затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость - стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями.»
Эпизод в пересказе Топоркова записан в 1937(!) году. Опять фактор подстершейся памяти? Тут скорее другая история, свет на которую проливает
писатель Евг. Степанов, разыскавший много любопытных материалов.
Из них следует, что «полковник Посажный» тот еще фрукт! Представлялся полковником, хотя дослужился только до младших офицерских чинов.
Выдавал себя чуть ли не за друга Гумилева, хотя не было никаких двух месяцев совместного проживания в хате. Да, служил в 4-м эскадроне, где и Гумилев, но они почти не пересекались, и вряд ли сидели в одном окопе.
Посажный был не чужд рифмоплетства, поминал Гумилева в бездарной поэме, наверное ему очень хотелось примазаться к славе великого поэта. Вот и сочинил красивую «картинку». Между тем Георгиевскому кавалеру не было никакой нужды бравировать перед товарищами, под пулями раскуривая на бруствере папироску. Или все же эпизод имел место?
Служба фанфарона Посажного закончилась трагикомично. Евг. Степанов:
« В приказе №35 от 2 февраля 1917 года сказано: "1-го сего февраля в окопах на реке Двине штабс-ротмистр Посажной ранен пулей насквозь в мягкие части левого бедра и эвакуирован на излечение". В полк он больше не возвращался.»
Николаю Гумилеву и в страшном сне такое не приснилось бы - ранение в задницу! В грудь еще куда не шло, это можно. Но что б так - спиной к противнику...
Как только доходит до разбора стихотворения «Рабочий», написанного Гумилевым в апреле 1916 года, тут же где-то рядом в публикациях непременно всплывает и рассказ Посажного. Забыть бы уже про него, свидетельств храбрости Гумилева и так достаточно.
В том же году он предпринял попытку сдать в Петрограде офицерские экзамены в Николаевском училище, но неудачно. С октября 1916 по конец января 1917 Гумилев снова на фронте. С Ахматовой отношения почти совсем разладились, у поэта появляются новые увлечения.
"Я очутился в окопах, стрелял в немцев из пулемёта, они стреляли в меня , и так прошли две недели" - пишет он 15.01.1917 своей новой пассии Ларисе Рейснер.
Однако, мы подбираемся к главному - предчувствию и предсказанию Гумилевым своей смерти.
На поверхности конечно же лежит то, что поэт не пророчил себе смерти от пули в родном Петрограде. Иначе было бы не так:
« ...Пуля, им отлитая, просвищет/ Над седою, вспененной Двиной,/ Пуля, им отлитая, отыщет/ Грудь мою, она пришла за мной.» А вот так: «Пуля, им отлитая, просвищет / Над седою, вспененной Невой.» Наверное.
И не питерский это рабочий, не тульский, ясно же, что подразумевался немец-мастеровой. И полет пули именно «над седою, вспененной Двиной» отсылает к реалиям тех боев: русские в окопах на одном берегу Двины, немцы на другом, откуда и ведут огонь. На это многие исследователи дружно обращают внимание.
Иеромонах Иов (Гумеров) : «В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка.»
Писатель Геннадий Иванов: «Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилева "Рабочий", в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук "рабочего", то есть пролетариата, революции. Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю.. .
Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта: слово так или иначе исполнилось.»
Среди вероятных мест упокоения Гумилева упоминаются район станции Бернгардовка, Ржевский полигон, излучина реки Лубья. Массовые расстрелы
проводились здесь питерскими чекистами и до 21-го года и после. Уже в наше время поисковики нашли несколько братских могил, точнее ям с останками. Также в большом количестве обнаружили стреляные гильзы от японской винтовки «Арисака». В Первую мировую такие винтовки поставлялись в несколько стран, в том числе и в Россию, поскольку не хватало трехлинеек. Известно, что «Арисака» с 1918 года использовались расстрельными командами ВЧК. В архиве обнаружился документ, в котором говорится, что на складе Ржевского полигона хранятся патроны для винтовки «Арисака», в скобках указано – «подмоченные». У них даже нормальных патронов не нашлось для гения русской поэзии!
Будь стихотворение Николай Гумилева насквозь, до деталей провидческим,
там, наверное, был бы другой финал: «Это сделал в робе светло-серой/ Невысокий желтый человек.» Японец…
Домой, в Россию!
Фронтовая карьера кавалериста закончилась для Гумилева неожиданным образом.
"Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии" (из письма к той же Ларисе Рейснер, 22.01.1917).
Но вместо закупок сена поэт оказался… на Сене. В Париже. Его целью было перевестись на Салоникский фронт, где сражался русский экспедиционный корпус. Корпус воевал в Греции и во Франции, оказывая помощь союзникам.
Но после февральской революции 1917 года начинается невиданное разложение
русской армии, все сыпется. Вскоре русский экспедиционный корпус был расформирован.
В Париже некоторое время Гумилев служит в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства. Но в октябре после большевистского переворота нет уже ни того правительства, ни его комиссаров.
В конце января 1918 года Гумилев оказывается в Лондоне, где еще работает Русский правительственный комитет — осколок рухнувшей империи, собственно уже никому и не нужный. Туда-то его и устраивают в шифровальный отдел. Хватило двух месяцев, чтобы поэт почувствовал отвращение к этой работе.
Свой выбор он сделает вопреки вот этим строкам о нежелании «вернуться к отчизне»:
Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей, мертвой земле.
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и старые маги
Кипарисовый сложат костер.
И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.
(из стихотворения «Завещание», 1910)
Не возвращаться бы ему, ох, не возвращаться бы! Остался бы жив. А он надумал назад, в Россию. Кто его там тронет, известного поэта во всем блеске славы... Ну и еще Ахматова. Гумилев имел десятки романов повсюду, всегда. Но изменяя ей, по-настоящему любил только свою Аню. Его тянуло к ней. Поймет, простит… 10 апреля 1918 года Гумилев отправляется в Россию, куда и доберется окольными путями.
А там уже вовсю разгорается Гражданская война, бывшие союзники по Антанте превращаются в интервентов. Новая красная власть с большим подозрением смотрит на офицеров-золотопогонников, пусть и снявших мундиры. А это еще и Петроград, колыбель трех революций, где теперь заправляют чекисты. Удивительно, что Гумилева «товарищи» не хлопнули сразу по приезде. Он будет жить и творить еще три с лишним года.
Две Анны и Николай
Увы, разбитое зеркало, в котором когда-то отражалась большая любовь двух больших поэтов, не захотело склеиваться. Между ними происходит последнее решительное объяснение. Анна тверда — жить вместе у них уже никогда не получится, даже ради общего сына Левы. Николай просто убит, хотя давно уже можно было предположить такую развязку. Знакомые, на квартире которых происходило объяснение рассказывали: «Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать всё, что ты хочешь». Встал и ушёл».
Стихи Гумилева тех дней полны тоски и предчувствий.
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам
— Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…
(1918)
К «дикой щели» мы еще вернемся, это как раз из разряда предсказаний.
В августе 1918 года Анна Ахматова и Николай Гумилев официально разводятся. Инициатор, разумеется, она, он, видит бог, этого не хотел. .
Довольно скоро Ахматова вторично выходит замуж — за ученого-востоковеда Владимира Шилейко, но и здесь семейная жизнь не заладится. Шилейко рассчитывал получить просто скромную жену, а получил поэтессу с амбициями. Говорят, что он даже кипятил рукописями ее стихов самовар... Будет у Ахматовой еще и третий брак, но и его не назовешь счастливым.
Гумилев же летом 1919-го женится на Анне Энгельгардт, дочери ученого-историка и знатока литературы. Анна-вторая — из числа его поклонниц, мимолетное увлечение. У них родится дочь Елена, но больших чувств в этом браке так и не будет. Анна Энгельгардт не станет ни его музой, ни хранительницей памяти поэта.
А вот как раз Ахматова останется ей верна. Это она не даст пропасть многому из того, что вышло из-под пера Гумилева. Это она приедет на автомобиле на станцию Бернгардовка, тоскующей птицей будет кружить у реки Лубья в поисках могилы своего Коли. Друзья помогут составить схему местности. Тут? Или, может, вот тут? Где же зарыты его косточки? А Гумилев как бы отвечает из прошлого, откуда-то из космоса:
Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну,—
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.
Я побегу в пустынном поле
Через канавы и заборы,
Забыв себя и ужас боли,
И все условья, договоры.
И не узнаешь никогда ты,
Чтоб в сердце не вошла тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.
(из стихотворения «Прощенье», зима-весна 1918-го)
Болотина! Это же сырая, заросшая пойма реки Лубья. Но где точно? Как найти? Повсюду братские могилы убитых чекистами людей и тысячи костей вперемешку.
Холодное слово «расстрел»
Большевистская политика военного коммунизма довела народ до крайности — и в городе, и на селе. В феврале 1921 года в Петрограде и Москве начинают проходить массовые забастовки рабочих. Большевики и чекисты в недоумении. Для них, пролетариев делали пролетарскую революцию, а они... видите ли недовольны, бунтуют! Дело принимает совсем серьезный оборот, когда на сторону рабочих становятся матросы Кронштадта. Гарнизон морской крепости численностью 27 тысяч человек, имея два линкора, мощную артиллерию, мог просто смести «товарищей», которым прежде был верной опорой. Никакие увещевания, уговоры не помогают. Кронштадцы отбивают атаки красноармейцев, налет аэропланов.
Не будь море замерзшим, все могло бы обернуться иначе. Красноармейцы проходят по льду к Кронштадту и 17 марта берут крепость. Сразу же было расстреляно три сотни моряков. Более 2000 тысяч восставших казнили по решению революционного трибунала. Расстреливали и потом, так сказать, вдогонку.
Злоба карателей была тем сильнее, что против них восстали не классовые враги, а рабочие, матросы, простой народ, восстали стихийно. Надо было непременно подать дело так, что мятеж организовали враги советской власти, внешние и внутренние — белогвардейцы, шпионы.
Но откуда их взять, если таковых организаторов в природе не было? ЦК партии большевиков и Совнарком ставят перед доблестными чекистами задачу: из под земли достать тех, кто организовал мятеж, где хотите! И их находят, где могут — возникает так называемое «Таганцевское дело» (дело о заговоре «Петроградской боевой организации В.Н.Таганцева»), к нему «подшивают» и Николая Гумилева.
Кронштадт! Город, в котором он родился. Но к восстанию моряков Гумилев ни с какого бока не причастен, так же как и другие «организаторы». А
«Боевая организация», в которую входили бывшие офицеры и представители питерской интеллигенции («главарь» ПБО, Владимир Николаевич Таганцев — профессор, ученый-географ), она была? И да, и нет.
Дело нельзя назвать целиком инспирированным ЧК. Но боевого в организации было немного, да и была ли организация: встречалась недобитая интеллигенция, поругивала советскую власть, размышляли, как бы от нее, проклятой, избавиться. Гумилев агитки, кажется, еще против нее сочинял. Или только собирался. Что, мало?
Поэта арестовали 3 августа 1921 года на его питерской квартире. Следствие, если это можно назвать следствием, шло завидными темпами. Потребовалось всего три недели допросов в чекистском узилище, чтобы установить его «вину». (Возможно, Гумилева били, на мысль о чем наводят его последние фото из дела)
Из стихов, адресованных Ахматовой:
Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце бережешь другому.
Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы...
(1917 или 1918)
За него пытались заступиться известные люди. Луначарский, даже сам Горький, как говорили, ходатайствовал за него. Ничего не помогло.
"Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб.Ч.К. от
24.08.21 года" (приговор):
"Гумилев Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, член
коллегии издательства "Всемирная литература", женат, беспартийный, бывший
офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации,
активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности".
За несколько месяцев до этого у Гумилева были очень тяжелые предчувствия.
Вот что вспоминала Ирина Одоевцева (настоящее имя – Ираида Гейнике, родом из Риги), ученица литстудии Гумилева, впоследствии не бесталанная писательница и поэтесса.
В октябре 1920 в одном из храмов северной столицы Гумилев заказал службу
в память о Михаиле Лермонтове. Так он хотел почтить родственную душу: оба были славными воинами и славными поэтами. Во время панихиды он стоял на коленях, повторяя за священником слова. Вскоре после этого он рассказал Одоевцевой:
«Иногда мне кажется… что и я не избегну общей участи, что и мой конец будет страшным. Совсем недавно, неделю тому назад, я видел сон. Нет, я его не помню. Но когда я проснулся, я почувствовал ясно, что мне жить осталось совсем недолго, несколько месяцев, не больше. И что я очень страшно умру… Скажите, вы не заметили, что священник ошибся один раз и вместо «Михаил» сказал «Николай»?»
В ночь на 26 августа 1921 года один из, если не самый блестящий поэт Серебряного века, герой войны Николай Степанович Гумилев и еще 56 участников «Таганцевского заговора» были казнены в районе станции Бернгардовка. Несколько дней спустя, 1 сентября газета "Петроградская правда" сообщила "О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти".
Подробности казни в 1922 году приводит газета "Революционное дело" (издавалась эссерами-эмигрантами в Гельсингфорсе, Финляндия):
«Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж. д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи.
Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей.»
С чьих слов это записано, кто был свидетелем страшного дела, неизвестно. Так же как и то, кто свидетельствует о мужественном поведении Гумилева во время расстрела («Улыбался, докурил папиросу... »). Документальных подтверждений, увы, нет.
В 1992 году Николай Гумилев и другие казненные участники «Петроградской боевой организации» были официально реабилитированы за отсутствием состава преступления.
Анна Ахматова скончалась 5 марта 1966 года, прожив в тяжелых обстоятельствах еще 45 лет после смерти своего Коли...
Памятные знаки и памятники Николаю Гумилеву установлены во многих местах, с ним связанных - в Коктебеле, в Шилово Рязанской области, в поселке Победено Калининградской области, в Харькове, в городе Бежецке, во Всеволжске, в Латвии - в усадьбе Арендоле.
В сухом остатке. Что предсказано.
Как видим, у Николая Гумилева ни одна, а много стихотворных строк, содержащих намеки на его уход из земной жизни.
Причина смерти — пуля, при всех тех оговорках, которые приведены выше. Погибнуть на фронте он мог и от сабельного удара, и от разрыва снаряда. Но представлял себе именно 9 граммов свинца, а не что-то еще. Пуля, которая «отыскала его грудь, пришла за ним» оказалась не немецкой, но все-таки это была пуля.
Место смерти (трудно сказать - упокоения): ни на постели, ни при нотариусе и враче, «...а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще...».
На Ржевском полигоне, где проводились расстрелы, диких щелей хватает. За таковые могут сойти и ямы, куда сваливали трупы. Но где точно останки Гумилева, не установлено и, скорее всего, они уже не будут найдены.
И про Ахматову, получается, он предвидел, что не найдет она его: «И не узнаешь никогда ты,/ Чтоб в сердце не вошла тревога,/ В какой болотине проклятой/ Моя окончилась дорога.» Да, так и не узнала. А вот тревога в сердце вошла.
Именно на «болотине» при речке Лубья установлен крест-кенотаф в память Гумилева. Место не подтверждено, но по какому-то наитию его поставили именно здесь.
Еще раз вспомним предостережение Анны Ахматовой: «Поэты, не предсказывайте свою смерть — сбывается!» Николай Гумилев не слушал свою Анну, он предсказал слишком много.
